top of page

Фрейя

Фрейя состоит из шести разделов это....

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Украинская Рапсодия

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Польский Дивертисмент

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Украина моя песенная,

Твои птицы лишились голоса.

Ты покрылась серою плесенью

И в тенётах  завязла до пояса.

 

Бьёшься в гнетущей трясине,

Не вырвешь никак своё тело.

Из петли на хлипкой осине

Хрипит то, что раньше так пело.

 

Ты стала такой же безликой,

Как весь ширпотреб монотонный. Сверкаешь ещё базиликой,

Но больше – потальной  короной.

 

Удел твой, моя Украина,

– Блистать бриллиантом Мира.

И голосом тихим, но твердым

Восславит тебя моя лира.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Украина моя песенная,

я с тобой! Ты со мной, как Бог!

Очищаясь от серой плесени,

амнезии подводишь итог.

 

Видно, надобно было разбиться

о глобальную серую мель,

чтобы новой страною родиться

на Майдане под дождь и метель.

 

Я с тобой, моя Ненька спивуча, 

отстояла свободы пядь.

Моё сердце с тобой неразлучно,

даже если б сказала: «Распять!»

Тель-Авивские Вариации
 

Иконостас

«От  работы  кони  дохнут!»  –

Ну,  а  я  ещё  живу:

Значит,  баба  я,  не  лошадь   –

От  работы  не  умру!!!

 

Наша  русская   бабёнка

Сотни  лет  из  года  в  год

И  коня,  и  мужичонку 

На  своем  горбу  несёт.

 

Ничего  не  изменилось:

Всё,  как  шло,  –  так  и  идёт:

На  коне,  что  обуздала,

Как  ОМОН,*  в  избу  войдет...

 

И  когда  ж  той  бабе  бедной

Маникюр   и   педикюр

Навострить,  и  быть  невредной,

И  одеться  от  кутюр?..

 

Что  ж,  решайте,  наши  хлопцы,

Что  хотите  вы  от  нас:

Или  вишню  в  шоколаде,

Иль  давно  прокисший  квас?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Под  стук  колес  и  щебет  польской  речи

Полудремлю,  разглядывая,  как

Рыдают  тучи,  затопив  вагонов  плечи,

И  изливают  душу  на  окне  в  слезах  –

Обильных,  щедрых,  очищая  небо…

Умыли  землю,  напоили  плёс…

И  только  пугало,  промокшее  до  нитки,

Стоит  средь  поля  до  сих  пор, повесив  нос…

 

Остались  редкие  слезинки  на  ресницах

И  на  бровях  вагонного  окна,

Дорожки  слёзные  лучами  просушились

У  ясных  глаз   умытого  стекла.

Обласкало  солнышко  природу,

Свежий  ветер  духоту  сменил…

И  страж  полей  –  с  непыльною  работой  –

Про  все  обиды  прежние  забыл…

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Люблю тебя, мой Тель-Авив!

Гулять по улочкам пустым,

Когда в душе любви прилив,

И перезревших чувств отлив,

И шторм в подкожной бухте…

 

Люблю ночной твой мягкий бриз,  

Прохладу в дом несущий,

Плеск тихий волн, и кипарис

Уснувший, в лоне лунных риз,

Закутанный, как в юхте.

 

Люблю прибой, толкущий брег,

В лицо – плевки солёных волн,

Скитальцев моря, как абрек, 

Неустрашимых… Их набег

На пирс, разлёт на кнехте… 

 

Мой Тель-Авив, уже – родной!

Трепещет сердце в платье,

Когда лечу к cебе, домой,

В шум окунаюсь с головой,

Он день и ночь на вахте!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ОДИНОЧЕСТВА НЕТ У ДУШИ

 

О! Как стало мне вдруг хорошо, безмятежно, спокойно, свободно,

когда разум тропинку нашёл

к той душе, что металась бесплодно, билась уткой с подбитым крылом,

ныла болью зубной беспрестанно, занималась пустым ремеслом,

угождая немилому... Странно,

как боялась она быть сама:

одинока, забыта, раздета…

Ей казалось, что в тех теремах златокудрых, что высятся где-то,

где народу полно, шум и гам,-

там ей место, – со звоном посуды…

Ведь она всем открыта ветрам, нараспашку, с улыбкою Будды…*

Но однажды ей будничность дел принесла откровенье в тиши:

что болит одиночество тел – одиночества нет у души.

Эй!, ветер свежий, ветер вольный, ветер                                                                   буйный!

С тобой была бы я подругою разгульной.

Я полетела бы с тобой за океан,

Ничком  прильнула бы, где стелется туман, Взметнулась к звёздам, разрезая синеву; Неслась бы пылью по дорогам...И в страну, Где жизнь кипит вулканом страсти,                                                                     заглянула б.

И от работы бы твоей не увильнула: Крутила б мельницы, вздымала паруса, Гоняла б тучи, очищая небеса.

Я опыляла бы цветы любовью нежной,

Их разбросала б семена, ждала с надеждой Вкусить плоды. В лесах притихла

                                                         отдохнуть.

И снова – в вихрь, и снова – вдаль, и снова                                                              – в путь!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Я  из  мира  сего  –

                              я  из  песен  и  мовы,

Из  цветов  и  листвы,

                              вышиванок  и  лент,

Из  вишнёвого  сока

                              и  яблок  медовых,

Из  росы  на  лугах

                              и  тумана  у  рек.

Я  из  хлеба  ржаного,

                              щедрот  каравая,

Из  истории  пращуров

                              вольных  кровей,

Из  воды  родниковой

                              Полесского  края,

Украинской  земли

                              не  засохших  корней… 

На  переплавку  пока  ещё  рано.

Смогу  быть  полезной  и  в  этаком  виде.

Затянется  только  пусть  старая  рана.

 

На  демонтаж  я  пока  не  согласна.

Дешевле  меня  содержать  так,  как  есть.

Могу  ещё  быть  очень  огнеопасна.

 

Для   распродажи  вообще  не  гожусь:

Кто  за  старьё  даст  какие-то  деньги?

Но   антикварностью,  в  общем,  горжусь.

 

На  скамье  запасных  мне  тоже  не  место:

Я  –  ведущий  игрок, –  разве  может

В  горшке  удержаться  готовое  тесто?!

 

Не  вышла  в  тираж,  так  как  есть  ещё  время  –

Для   размноженья  пригодна  весьма,  –

Увеличить   рифмовщиков  племя...

 

И  если   не  встречу  поддержки  от   аса  –

Раскрыть  мои   крылья,  –

Крылатого  я  всё  равно  оседлаю  Пегаса.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мои  иконы  –  не  с  лица  водица,

Идут  вразрез   привычному  клише,

Мои  иконы  –  личности  и  лица,  –

Кому  –   отпор,   кому  –  респект  души…

 

Людские  образы  –  ряды   иконостаса,

Средь  них  и  я  –  по  жизни  крест  несу, 

Объединившись   с  миром  кровью  Спаса,

Я  каждого  в  святые  вознесу.

 

Я  –  эхо  твоё,  незабвенный,

Мне  близкий,  родной,  понятный,

Пусть  эха  звук,  может,  невнятный,  –

С  тобой  становлюсь  в  нём  счастливой.

 

Я  –  отблеск  тебя,  мой  гений.

Что  может  быть  лучше  сей  доли?!

И  отблеск  –  по  собственной  воле,

Помимо   чужих  точек  зрений…

 

Твоим   сомыслителем  –  радость

Себя  ощущать  –  есть  движение.

И,  может  быть,  день  свой  рождения

Я  встречу  ещё,  а  не  старость.

"Месса без места и времени"

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Меня какая-то неведомая сила,

Взяла за руку и на кресло усадила.

Дала листок бумаги, ручку, карандаш… Сказала: «Думай и пиши! Теперь ты наш!»

 

Сказала: «Я через твои уста глаголю

Мою последнюю Божественную волю:

Коль люди ближнего не могут возлюбить, Пускай, хотя бы не мешают ему жить!»

 

ЕВАНГЕЛИЕ

Взяла Евангелие в руки –

Попала как в дремучий лес.

И чуть не умерла от скуки:

Сплетение сынов небес

 

От Авраама до Давида –

Чрез Вавилон и до Христа –

Родов четырнадцати видов

На три умноженных моста…

 

Запуталась я в родословной,

В судьбе рожденного Иисуса

И в образности многословной,

В постах утерянного вкуса…

 

Листала ,,Весть  без интереса

(Смогла ж терпеть такую наглость!) –

Вдруг приоткрылась мне завеса

В Писания святую благость,

 

И глубину житейской правды,

Законов бытия, их силу...

Соборов пышные фасады

Меня направили к кадилу,

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В театр церквей, помпезной рясе,

К фетишеклонства  панацее,  –

В их замутнённом вялом пульсе

Спасенья не нашла... Радею,

 

Мой храм живой – на каждом месте,

Где говорить могу я с Богом,

Как с совестью, что солью в тесте

Всегда со мной, не за порогом.

 

Мой Бог – любовь, а не каратель!

Под страхом кары жить позорно!

Мой Бог – больной души Спаситель Благою вестью чудотворной –

 

Источник силы духотворной,

Дар драгоценный от Вселенной,

Не терпит он любви притворной,

Не судит он толпы презренной.

 

Источник веры и надежды,

Оплаченный Христовой кровью,

К нему иду я вновь, как прежде,

И за доверьем, за любовью.

Реквием

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В минуте молчанья застыла у входа –

Меж жизнью, погрязшей в претензиях к миру,

И той, где – по полной(!) – счета выставляла

Война подневольному командиру

 

И не имевшим лица солдатам,

Тем, что свои имена под высоткой

Напрочь забыли… И с безымянным –

Нынче стоят те высотки соткой

 

Тысяч, обильно политых кровью, –

Камнем безликим… Солёная водка,

Плащ, автомат, инвентарный номер –

Об убиенных привычная сводка…

 

Сиреной молчания ритм остановлен…

И я, что войны никогда не знала,

Счёт выставляю ей от не(!) рождённых,

В число которых я не попала.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Ты так(!) любил в ту ночь, как никогда:

Беспямятно, бесстыдно, безрассудно!

Как будто знал: уходишь навсегда,

И дату знал – носил с собой подспудно.

 

Я признавалась в каждый мой приезд:

Ты мог вскочить совсем не в тот троллейбус,

Сойти на остановке, где разъезд

Развёл бы нас, как горизонты глобус.

 

Не захотеть найти меня в стенах

Тебе и мне столь близких и желанных,

Не разглядеть в толпе на островах

Средь лиц потока – ярких и жеманных…

 

Себя представить даже не могу

Я без тебя в те поры золотые.

И как жива осталась в том году –

Об этом скажут волосы седые

 

В мои неполных тридцать сочных лет…

Как обломала крылья мне судьбина! – Оставила несломленным хребет,

Ведь я была тобою так любима!

 

В войне нет победителей.

В войне все – проигравшие.

И те, кто защищались в ней,

И те, кто нападавшие.

 

Война – то рубка душ людей

Без всяких церемоний.

Из памяти не вытравить

Смертилища зловоний.

 

И чье-то низвержение, –

Не думай, не победа.

То так, в аду у дьявола

Пришло время обеда.

 

И в перерыве временном

Испей воды, съешь хлеба.

Освободиться от вины

Ты попроси у неба.

 

Не бей один другого, брат.

Сосед, прости соседа.

Воюйте с дьяволом в себе –

Тогда придет победа.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

bottom of page